«Пойдем, походим…»

«Если мне грустно, я всегда иду гулять по бульварам Москвы. В любую погоду. Если идет снег, мокрый, хлопьями, я оказываюсь на Патриарших прудах, когда светит солнце — на Тверском. А тогда шел дождь. И я, по обыкновению, забрела на Суворовский бульвар.

Я шла под своим пестрым полосатым зонтиком, лениво поддавая ногами небольшие груды багряно-оранжевых листьев. Я думала о том, что меня никто не любит. Так бывает, когда ты понимаешь, что пока ты — гадкий утенок и в прекрасного лебедя превратишься не скоро. По крайней мере не в этом году. В четырнадцать всегда ждешь если не большой и светлой любви, то, как минимум, чьего-нибудь элементарного внимания.

Я сидела на скамейке и мне было все равно, что она мокрая и что плащ мой будет грязным. По бульвару шел парень лет семнадцати, какой-то нахохленный и мокрый. По его лицу, правда, было видно, что его это не особенно волнует. Вдруг он остановился рядом со мной и сказал: «Что ты делаешь, когда тебе фигово?» Вот так, сходу, ни «здрасьте», ни «до свиданья». Я опешила и пробормотала: «Гуляю, как видишь». «Значит, тебе ТОЖЕ сейчас плохо», — решил он. «Значит так». Он пристально посмотрел на меня и протянул руку: «Пойдем, походим». Во мне боролись два чувства — с одной стороны от него не исходило ровным счетом никакой угрозы, а с другой — подумает еще черти что, если я соглашусь. Но я пошла.

Мы бродили по бульварам часа три. Он говорил: «Ты знаешь, меня не понимают, когда я ухожу сюда. Мои друзья предпочитают трескать пиво на Арбате. А здесь так классно — спокойно. кажется время остановилось». Я молчала. Но он видел, что я говорю то же самое. Глазами.

Когда мы подошли к метро, он сказал: «У тебя очень красивые глаза. Я все в них вижу. Я обязательно почувствую, когда тебе будет грустно. И мы увидимся».

Уже сентябрь. Дождь тяжелыми каплями лупит по асфальту. Сегодня один одноклассник обозвал меня Мартыном — якобы я — вылитая обезьяна. Обидно. Но я знаю, что злость скоро у меня пройдет. А пока я чавкаю ботинками — пробираюсь к Патриаршим прудам. И вдруг вижу, что на скамейке сидит тот самый парень, что не любит «трескать пиво на Арбате».

«Привет! — говорит он, протягивая мне навстречу руку. — Я же говорил, что почувствую, когда тебе будет грустно. Пойдем, походим.

Лена».